— Здесь есть дорога, — наконец, глубокомысленно изрек старший. — Значит, и постоялый двор где-то есть. Кажется, нам на восток.

— Да, — сказал Валик, сверившись с картой. — Мы вышли где-то здесь. Деревня Волковойня, там есть трактир.

Какое прелестное и, главное — совершенно оправданное название!

— Нет, — сказал Иен, заглянув в карту. — Зачем нам деревня? Вот тут Каменск. Там у меня родня живет, туда и пойдем. Главное, переправу найти.

— К реке выйдем и решим, — кивнул альв. — А уж к реке я вас выведу без проблем.

Так и случилось: реку мы нашли быстро, брод тоже. Вымокли, конечно — не я, я-то ноги поднимала, но зато к вечеру уже были в самом настоящем городе. Для меня это была такая диковинка, словно я никогда в городах не жила. Отвыкла совсем. А Вилли и вовсе рот открыл и закрыть забыл. Зато Валик с Иеном нервно оглядывались. Ни тот, ни другой почему-то не были в восторге.

— Мы находимся в Белогорском княжестве, — пояснил альв. — Здесь рабство законно. Сами они рабами не торгуют, но ездят в Синдон покупать.

— Ты больше не раб.

— Знаю. Но был.

Гостиница, в которую привел нас Морозный, была большая и красивая, а владел ей тоже цверг — Северный. Ясно-понятно, тоже из обитателей Холодного замка. Так и оказалось: коренастый мужичок с рыжей бородой, заплетенной в косички, моего Иена обнял, расцеловал, а потом сказал, что комнат нет. Совсем нет. Но ради родственника… Словом, одна нашлась приличная, класса люкс, аж с отдельной уборной, и одна на чердаке. Я как-то сразу догадалась, что ночевать буду в приличной. Ибо уборная! А Валик и Вилли отправились в баню.

В номере, действительно, была прекрасная фарфоровая ванна, которую для меня быстро наполнили восхитительно горячей водой. Девушка-горничная помогла мне вымыть голову и забрала мои вещи в стирку. Я была совершенно счастлива — чистая, в свежей ночной сорочке, которая нашлась в дубовом шкафу, сидела за столом, завернувшись в одеяло, и пила сладкий чай. Кто бы мог подумать, что человеку так мало нужно для счастья!

Иен тоже вымылся и, наконец, перестал вонять. А потом взял чашку, куда плеснул мыльного раствора и извлек из своей сумки кинжал.

— Что это ты делаешь? — с подозрением спросила я, видя, что Иен начинает намыливать лицо.

— Бреюсь, — спокойно отвечает он.

— А зачем?

— Буду приставать.

— Боже, Иен, ты маньяк!

— Кто-кто? Маниак?

— Неважно. Я не буду с тобой спать. Ни за что.

— Почему? Месячные у тебя закончились. И тебе же со мной нравится. И мне нравится. Очень. А если нам обоим хорошо, зачем отказываться от удовольствия?

— Иен, я так не могу!

— В прошлый раз могла еще как.

— В прошлый раз ты застал меня врасплох. Больше этого не повторится.

— Я не понимаю, почему, Лиль.

— Потому что ты лгун и предатель, Иен. Вот почему.

— Но я же извинился!

— Слушай, у тебя гвоздь есть?

— Прямо сейчас? — уточнил цверг, щурясь.

— Да, здесь и сейчас.

Он недоуменно посмотрел на меня, отложил кинжал, а потом подошёл к своей сумке и принялся в ней рыться. С торжествующим видом извлек гвоздь и показал мне.

— Забей его… ну хоть в косяк двери.

— Зачем?

— Надо, Иен.

— Ладно.

Он огляделся, подхватил с пола сапог и в два удара подбитым подковкой каблуком загнал гвоздь в косяк.

— А теперь вытаскивай.

Он посмотрел на меня как на полную дуру, скривился и двумя пальцами выдернул несчастный гвоздь.

— Дырку видишь в дереве?

— Ну?

— Вот и у меня так. Ты мне в сердце гвоздь своим предательством вбил? Вбил. Предположим, своим извинением ты его вытащил. Но дырка в сердце осталась, понимаешь?

На лице Иена отразилось сначала изумление, потом растерянность, а потом — глубокая задумчивость.

— Так мне не бриться? — спросил он, почесывая бороду.

— Нет, Иен, не бриться.

— Лиль, а вот смотри. Я ведь могу замазку взять, потом шлифануть и заново покрасить. И будет как новенькое. С сердцем так сработает?

— Ну… — настала моя очередь теряться.

— Так сработает? — нетерпеливо спросил Иен, заглядывая мне в лицо.

— Я не знаю, — честно сказала я. — Понимаешь, меня ни разу не предавали. Я не знаю, сколько времени нужно, чтобы стало легче. Но я могу предложить тебе свою дружбу, Иен. Можем даже это… побрататься.

— Ну уж нет! — отпрянул он. — Ни за что! Лиль, ты меня тоже пойми. Ты мне очень нравишься. И жена из тебя вышла замечательная. А как сестра ты мне не нужна, я не хочу смотреть на сестру и представлять, как мы с ней в постели кувыркаемся.

— Так, я сегодня сплю с Валиком, — сдалась я, понимая, что этого твердолобого все равно не переубедить.

— Не жалко парня? — холодно спросил цверг. — Спи, конечно. Но я ему поутру обе руки сломаю и голову, возможно, оторву. Хотя нет, не голову, а то, что ниже. Без яиц жить можно, а без головы не очень получится.

— Я ведь уже говорила, что ты маньяк? — покосилась я на Иена.

— Ну.

— Ладно. Я на полу буду спать.

— Не дури, спи в постели. Обещаю, что лапать тебя не буду.

Вздыхая и оглядываясь, я залезла в кровать. Что меня в этом мире больше всего бесило — так это то, что спали здесь в бесформенных мешках, называемых сорочками. Немного поворочаешься ночью — и проснёшься либо спелёнатый как мумия, либо с голой попой и сорочкой под мышками. И белье ночью здесь не надевали, но тут уж моя скромная натура не выдержала такого насилия над собой. К счастью, когда-то у меня хватило ума захватить несколько трусов, поэтому на ночь я натянула самые безобидные из них, бежевые в серую полоску. И футболку бы надела лучше, но ну его в баню, этого озабоченного. Сочтёт ещё, что я его соблазняю!

Женщины — глупые создания. Ну, или это просто я дура. Раньше я не верила во всю эту ерунду типа предающего тела и скрытых желаний. Но рядом с Иеном (вообще-то обманщиком и эгоистом) мое сердце все равно замирало. Мне он нравился внешне. И борода его нравилась, и тело. Пусть на взгляд человека слишком широкое и коротконогое, но он не жирный и не кривой. Просто плотно-упакованный. А еще мне очень льстило его восхищение. Ну честно, никогда ни один мужчина не приставал ко мне со столь восхитительно-порочными намерениями. Ни один не смотрел так восторженно. Не задерживал взгляда на лодыжке, высунувшейся из-под задравшейся сорочки. Меня всегда расстраивали мои ноги — короткие и пухлые. Я не могу похвастаться тонкой щиколоткой. Но Иену, кажется, нравилось — а значит, я не так уж и плоха?

Постель в номере была широкая, не зря комната — люкс. Я осторожно присела на край, ойкнула — попа утонула в мягкой перине.

— Боже, здесь стоит изобрести пружинные матрасы! С независимым блоком!

— Это как? — спросил Иен, плюхаясь в центр кровати и раскидывая руки и ноги.

— Ты голый! — тут же зажмурилась я.

— Ну да. Я всегда так сплю.

— Но…

— Да что ты там не видела?

— Иен, ну хоть трусы надень!

— Зачем? Я тебя смущаю?

— Еще как! Мы с тобой…

— Мы с тобой спали. Много раз. И ты меня видела. И целовала. Везде.

— Я тебя ненавижу! — простонала я, едва не плача.

— Ну что опять? — Иен с трудом сел, пытаясь выплыть из пучин перины.

Я молча стащила на пол одеяло, скинула подушку и улеглась. С голым мужиком в постель не лягу! Я приличная девушка!

С постели послышалась ругань, самые мягкие слова были "ненормальная овца". Иен сполз, прошлепал босыми ногами к лавке, надел кальсоны и рыкнул в мою сторону:

— Ну, довольна?

Я закатила глаза и положила подушку на кровать. Только вот незадача: он был значительно тяжелее меня, и я тут же съехала прямо к нему в середку. Попыталась отползти на край, была ухвачена под грудью и прижата к горячему мужскому телу.

— Спи, не ерзай, — пробурчал цверг. — Завтра снова в путь. Надо выспаться.

Он затих, засопел, а я тихонько повернулась, прижалась грудью к его локтю (большая грудь — не самая удобная штука), уткнулась лбом в плечо и закрыла глаза. Вдвоем теплее.